Громко и чересчур
Вера не вбивается в голову камнем, преступление не оправдывается убеждениями совершившего его. Если человек стал террористом, убийцей, «отступником» тут велика вина и тех, кто вытолкал его за пределы нормальной жизни.

Главный герой киноленты Серебренникова «Ученик» – Вениамин – несёт свою правду и суёт окружающим в лицо Библию, которая заменила ему всё и вся.
«У меня был обыкновенный трудный подросток, – восклицает его клуша-мать, – а теперь, знаете, сдурел!». Вот только она не хочет замечать, что сыну только это и остаётся: у него нет ни друзей, ни отца в семье. Мамаша пашет на трёх работах и не думает о душевных заносах сына. Вот Веня и ищет цель в жизни самостоятельно, основывается на тех словах, что успел зачитать преподаватель православия, перекричав школьников. До остального юноша додумывается сам, извращая смысл, выуживая из Библии всё плохое просто потому, что хорошее ему не к кому применить. Он трактует слова по-детски буквально, и настолько хочет заслужить счастье хотя бы после смерти, что становится фанатиком. Мы можем обвинить его в жестокости и эгоизме, но ведь даже взрослые люди из века в век трактовали веру так, как было удобно им.

Ситуация, когда ученик старших классов грозит окружающим геенной огненной, в реальности должна бы перерасти в свидание с психологом профессионалом, а встреча директрисы с мальчиком без штанов не закончилась бы мягким выговором. В «Ученике» же всё именно так, гротескно и просто. Взрослым совсем не хочется шевелить мозгами и душой, думать о последствиях и переубеждать «сумасшедшего» школьника. Возможно, из-за обилия «театральностей», где дозволено всё громкое и чересчур, зрителям иногда становится противно, а порой – смешно. Зато понятно – невиновных нет.

Может быть, Кирилл Серебренников слишком вычертил образы учителей, распивающих коньяк, чересчур реалистично снял сцены с мальчиком-изгоем воткнутым головой в мусорную кучу. Он зря соединил ситцевые платья, голые тела и портреты Путина в пёструю шумную мешанину, вот только культ животного страха перед идеями в чужих головах и трясучку за личное спокойствие режиссёр уловил точно.

Одноклассники
Об извращениях душевных, когда идея превращается в манию, а при погоне за радостью случается непоправимое, обычно стараются умолчать. Удобнее сделать вид, что чужие проблемы тебя не касаются, так легче будет отмыться от нелепости и грязи, которая изливается «вдруг». Но если на экране это выглядит неестественно угнетающе, то в жизни приводит к трагедиям.

...Таблетки глотали обе, вместе и поочередно. Один горьковатый кругляшок сна, второй, третий. Невкусно. Их не смутило присутствие родителей за стеной, одноклассников лишь посмешили посты в социальных сетях, мам и бабушек – рассказы об издевательствах в школе. Раз глоток, два, три... «Зачинщицу» откачали, «ученицу» – нет. Опросы друзей и родных, поток «почему» и формальное молчание. Матери, которая слишком поздно приходила с работы и почти передала права на дочь школе-богадельне, и спустя шесть лет не отмыться от мнимого запаха снотворного.

В «Ученике» мальчик Вениамин захотел поиграть в праведника – дошёл до убийства. В обычной школе посреди города, девочки, чуть младше героя киноленты, сами пожелали оказаться жертвами. Неясно только, кто тут мученик – умершие, или ещё живые.

Раз за разом, день другой: насильно запихивать в себя слова уже не нужно. Приходит понимание того, что незачем быть как все, подвергаться унижениям, как одноклассник-калека, а можно всё поменять, подстроив людей под правила своего Писания. На лице Вениамина впервые появляется улыбка-оскал мученика, поверившего в свою правоту, ухмылка идола, добившегося преклонения. «Я готов умереть, ради своего Господа!»,– заявляет герой и действительно совершает всё, чтобы окружающие заметили и запомнили его и его Бога, играли бы по правилам им же вычитанным, и почти физически зависели бы от очередной дозы педагогического отчаяния и неопределённости.

Если закрыть уши и смотреть только на изменяющиеся картинки станет сначала неуютно, а затем– почувствуешь себя идиотом. На экране священник разбрызгивает воду из грязного ведра по спортивному залу, а подросток заколачивает окна комнаты досками и яростно сдирает обои. Если вернуть слова – станет ясно, что ребёнок хочет вести аскетичный образ жизни и страдает сам от себя, преподавателю же наплевать, поняли ли дети что-нибудь из его уроков.

Пугает тот факт, что всё равно не только батюшке и директору, а большинству. Герой предлагает на первый взгляд вещи вполне обычные: «носить слитный купальник девочкам в бассейне», что и так должно исполняться, освещать на уроках биологии не только теорию эволюции Дарвина. Взрослые готовы пойти навстречу Вениамину, чьи религиозные убеждения якобы столкнулись с привычным распорядком жизни, но они не желают видеть, что, набожность уже переросла в фанатизм и нетерпимость.

Уже поздно учительнице биологии пытаться понять своего ученика, который ещё недавно был «нормальным», а теперь бьётся за придуманные идеи. Ребёнок возомнил себя святым – получилась пародия. Человек захотел власти над скопищем людей, а виноваты в этом сами обаранившиеся взрослые. Молодая дарвинистка, мечтающая стать спасителем детей упустила момент, когда мальчик-мученик вдруг стал тираном и пожелал измываться над окружающими. Вениамина вытолкали за пределы законов нравственности, за границы дозволенного, и он сам сколотил себе крест.

Всё смешалось
Кинокартина Кирилла Серебренникова воплотила на большом экране творение немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга – пьесу «(М)ученик». Но если утрирование уместно на театральной сцене, то состояние «чересчур» в кино давило. Среднестатистическая Россия, комковато вырисованная в фильме, мне показалась неправдоподобной. Образы в «Ученике» яркие, жадно бросающиеся в глаза, однако построены они на стереотипе. Не все школьники зубоскалящие кретины, физруки похотливо тупые, а в квартирах всё от обоев до покрывал не усыпано противной пестротой.

Со стены кабинета директора школы «смотрит» портрет Путина, его взгляд, как у Джоконды Леонардо да Винчи, настигает в любой точке. Странно, что его ничуть не смущает советское наследие в красных шторах и прочей «атрибутике».

Господь говорит
Веня, главный герой, не выпускает из рук замусоленную, размокшую Библию. Протестует библейскими стихами и берётся судить, где праведное, а где ложное. Но со своей колокольни. В этом, мне кажется, и кроется идея фильма: мысль в одной голове пробуждает созидательные силы, а в другой нетерпимость, агрессию. Тонкая грань между горячей любовью, преданностью и безрассудным фанатизмом – то, что сегодня переродилось в терроризм и экстремизм. Молодой человек в попытках говорить «устами Господа» эту грань переходит: как иначе объяснить убийство и ложь. Неужели во благо?

Только однажды заметила доброе выражение лица у Вени: когда обнимал мать и горячо толковал о горящих котлах ада, куда та непременно попадёт, если не встанет на путь божий. Мама, кстати, сына не подвела – в финале уже обмотала голову платочком (что впрочем, никак не соотносится с верой). Угрюмый подросток продолжает бунтовать против пороков и зла, всюду с Библией, его единственной опорой. Так ему говорит Господь или ему только кажется, что говорит.

«Нормальный трудный подросток»
Откуда вообще в руках у школьника Библия? Остаётся только догадываться, фильм вразумительных ответов не даёт. Вряд ли отец Всеволод, преподающий в школе нововведенный предмет основы православной культуры, смог бы своими брошюрками и вырезками, иногда, по его словам, «спорными», заинтересовать нелюдимого школьника.

В одном из интервью режиссёр главными причинами религиозного фанатизма и нетерпимости определяет «недостаток любви, надежды». Религия всё-таки не для каждого трудного подростка, куда проще связаться с криминалом. Это протест. Вениамин просто выбрал более сложную его форму, потому и понять такого школьника невыполнимая ни для матери, ни для педагогов задача. Кроме учительницы биологии никто не разглядел опасности в такой фанатичной вере, но и в её попытках противостоять мальчику заметны одержимые перегибы. И как некстати она еврейка!

Режиссёр картины обратился ещё к одной современной российской проблеме: кто должен воспитывать ребёнка? Разъярённая мать, брызгая слюной, утверждает, что это обязанность школы разбираться и понимать проблемы ненаглядного отпрыска. Учителя же обычно беспомощно разводят руками – «неблагополучная семья», «родители не воспитали».

Но если перекладывать вину с одной чаши весов на другую, проблемный ребёнок либо начнёт бесить всех, либо «перебесится» сам по себе (а самостоятельность – «конёк» подростков лишь до определённых пределов).

Не валюта
Религиозная подоплёка, моментами отдаляясь и становясь фоном, всё же цепляет на себя проблему за проблемой, как колючие раздражающие репейники. Русская православная церковь (РПЦ) в лице отца Всеволода представлена зрителю гнусно: священнослужитель тычет «прекрасными брошюрками», укладывает вещички в пакетик, иногда благословляет несчастных мамаш. Сцена с освящением спортивного зала светской школы привела меня в ужас. А как вам идея, что церковный служащий проведёт урок по теории эволюции?

Веня обвиняет церковь в излишестве и лицемерном уходе от библейских законов – это единственное, в чём я соглашаюсь с героем. РПЦ окутана ореолом дурной славы: то «табачный скандал», когда близкие к церкви структуры под эгидой благотворительного фонда беспошлинно ввозят подакцизные товары, то пропавшие часы Патриарха, которые и не пропали… Попытки узнать стоимость всех дорогостоящих игрушек церковных лиц оставлены – уже всё давно посчитали. И «Ученик» очки в пользу РПЦ не добавляет.

«Меня это не касается»
Мне показалось, что режиссёр сделал Россию в фильме слишком концентрированной: смешал всё спорное и наболевшее в двух часах. Единственная вызывающая редкие симпатии героиня Виктории Исаковой в финале и вовсе пугает. Это современная попытка распять себя? Когда учительница схватилась за молоток, неприятно вздыбились волосы на руках: «Только не заканчивайте таким психоделом».

Может, разобраться во всех проблемах не получится потому, что они наслоились одна на другую, их слишком много – «беда не приходит одна». И под тяжёлым натиском кинокартины можно ничего не понять или обозлиться на «бестолкового автора».

И хорошо, если зритель думает, с чем-то не соглашается, потому что это нас касается. Нельзя держать за семью печатями то, о чём пора спорить. Часто слышим об оскорблении чувств верующих, но почему-то реже говорим о том, что некоторые верующие стали перегибать в самопровозглашённых полномочиях, настаивать на собственном устройстве мира.

Одному происходящее на экране покажется абсурдом, другому – режиссёрским триумфом, исчерпывающе передавшим то, о чём обычно кинематограф молчит. Это некрасиво и странно. Но такая некрасивость подталкивает задавать вопросы, прежде всего себе. Подождём ещё какой-нибудь громкой премьеры и вовсе заговорим.

Несовершеннолетний апостол
Две тысячи лет назад не было ни книг, ни телевизора с Андреем Малаховым в нём. Поэтому люди пугались не новостей о том, что в Челябинске снова расчленили ребёнка, а рассказами апостолов о жестоком, иррациональном, но «справедливом» Боге-отце. Когда аудитория этих талантливых сказочников возросла, они издали собственную книгу, с которой не расстаётся Вениамин Южин, главный герой фильма «Ученик».

Его поведение было бы даже забавным, если бы он делал всё ради забавы. Однако Южин не тролль, а воин божий. Веня объявляет войну безбожникам, язычникам, евреям, прелюбодеям, а на деле только учительнице биологии. Никто другой не оказывает пубертатному мессии сопротивления: открытые купальники заменяют закрытыми, поп немеет перед обвинениями в несовершенствах русской православной церкви, директор отмечает смелость Вениамина, который разделся догола перед классом. Голый, наигранный, неискренний протест. По герою видно, что он делает всё на показ, упивается собой и своими грозными речами.

Этот парень просто безотцовщина. Странно, что Краснова, психолог и учительница биологии в этой школе, не поняла. Обычно такие дети испытывают чувство вины за то, что отец ушёл из семьи, всегда ищут изъян в себе и стараются выслужиться. Вениамин – сын Небесного отца, которого никто не посмеет у него отнять. Всесильный, который защитит мальчика от всех несчастий, а Веня взамен отплатит ему преданностью и одержимым служением.

Как ребёнок, он привлекает к себе внимание и ему это удаётся. Внезапно Вениамин становится популярен в классе, учителя предпочитают не связываться с ним и просто дают ему то, что мальчик хочет, лишь бы не сверкал гениталиями, мать с ума сходит, со всех сторон окружая пацана вниманием, которое недодала ему ранее. У неё был «нормальный трудный подросток», а стал апостол. Единственный, чьё внимание Вениамину не привлечь – это его отец. Поэтому герой лезет из кожи вон, пытается соблюдать все ритуалы и требует того от окружающих. Одна ошибка – и он никогда не услышит голос того, с кем так страстно желает общаться. Одержимость подменяет его набожность с самого начала и приводит сначала к греховному умыслу, а потом к убийству, нарушению фундаментальной заповеди. С этого момента мы понимаем, что перед нами не Христос, а антихрист.

Люди, ничего не знающие о Боге
Вениамин чихвостит батюшку за дело. Про молитвы не в храмах, а в уединении писал Толстой в романе «Воскресение» ещё в позапрошлом веке. «Кому нужно это золото?» – спрашивает ученик, практикующий самообразование. Поп, собирающий алтарную утварь в пакетик, разводит руками, на одной из которых красуются часы, и пытается завербовать Веню.

Образ священника вообще комичен, но режиссёр посмеялся не только над служителями, но и над прихожанами:
– Крещёная? – спрашивает школьный батюшка.
– Откуда я знаю? Бабка должна была покрестить… – оправдывается мать ученика.

Больная тема большого количества россиян, поколениями живших при Советском Союзе. Например, мой дедушка осознанно принял крещение в 40 лет, мама – где-то в подростковом возрасте, а меня крестили с рождения. До сознательного возраста у меня не возникало вопросов, почему мы так редко ходим в церковь, и молитвы в моём запасе можно пересчитать по пальцам на одной руке, ещё и запас останется.

– Почему вы меня покрестили и не дали мне самой выбрать религию?
– Мы хотели, чтобы Бог тебя защищал, – отвечает мама. В России не только власть передают по наследству, но и религию.

По мнению Вениамина, люди ничего не знающие о Боге, сами виноваты, что им не открыть книгу. Но, быть может, они не открывают эту книгу, потому что не уверены, что найдут там истину? Я не уверена.

Единственная здесь адекватная
Красновой «нравится быть современной». Морковки и презервативы – это, конечно, несерьёзно, но имеет место быть, как и новый школьный предмет – «религиозное воспитание». Она единственная, кто не боится Южина, и этим самым угрожает ему. Краснова видит, что он слабый, самодовольный маленький мальчик, который замахнулся на крестовый поход, поэтому не сразу принимает его дурачества всерьёз. Она до последнего не ожидает от него такой подлости, как клевета. Всё-таки он обдурил её. После этого ей является дух юродивого Гриши и учительница решает идти до конца. «Нужно бить его же оружием». Вот она и прибивает себя к школе молотком Южина, не желая уступать ученику.

Её встречный протест не вписывается в планы Вениамина, а, значит, не вписывается в планы Бога. Видимо, парень решил, что на войне как на войне, все средства хороши. И калеку камнем забить можно, обозвав предателем, и покушение на убийство чужими руками организовать в рамках «богоугодного несчастного случая». Вот только Бог молчит и даже не глядит на мученика с креста.

Ницше считал, что христианство – религия слабых, убогих, сирых, обделённых благами, бунт в которых разжигается завистью к более талантливым и богатым, с целью всех уравнять. Вениамин Южин обделён родительской любовью, пониманием сверстников, талантом к учёбе. Может быть, Кирилл Серебренников хотел показать, что выйдет, если поместить христианского апостола с устаревшим на две тысячи лет мировоззрением в современную действительность. Или это просто иллюстрация к очередному способу маленького глупого человека выделиться. В последнем случае, здесь не на что смотреть.

«Не богохульствуй!»
Порой мне кажется, что религия наравне со стиральным порошком, тостером и лампой накаливания была создана для человеческих нужд. Людям ведь не обойтись без того, кто сможет помочь, утешить и простить. Принимать всю ответственность за содеянное – не каждому по плечу. Проще исповедаться, и сразу станет легче. Но Богу-то исповедь не нужна: он знает всё обо всех. Так зачем это покаяние?

Людям трудно признаться себе в некоторых вещах, и поэтому они нашли обходной путь. Тернистым идёт смелый, остальные – по протоптанному. Придут они к одному и тому же, вот только кто-то напрямик, а кто-то, обманываясь.

Причиной зевоты, кроме усталости, душного помещения, кислородного голодания, сонливости, может быть подражание. Достаточно одному человеку зевнуть, как вслед за ним начнут зевать и остальные, рядом присутствующие. Это явление называется зеркальной нейронной реакцией. Как только люди видят храм, создаётся впечатление, что у них срабатывают «зеркальные» нейроны, и они все начинают креститься. Даже те, кто в церковь не ходит!

– Зачем? – спрашиваю я у родителей, которые подносят соединённые кончики трёх пальцев ко лбу. – Что-то не припоминаю, чтобы мы по воскресным утрам спешили в храм божий.
– Не богохульствуй!

В церковь я не верю, так же как и в плохих людей. Просто есть те, кого когда-то обидели, и, не сумев забыть, они причиняют боль другим. Чтобы их поняли.

Калека и мессия
История из жизни. 16 ноября, его день рождения. Мальчики зовут Лёшу гулять. А потом, поиграв с ним в «собачку» его же шапкой, бросают вещи именинника в поздравительный мусорный бак и уходят. До дома он плетётся в слезах. А после этого в Лёше что-то меняется… Через пару лет уже он может позволить себе глумиться над слабыми, хамить учителям и обижать одноклассниц. По правде говоря, он мне никогда не нравился. Был похож на маленького крысёныша с недобрыми глазами, озлобившегося на всех за опыты, которые над ним учиняли. Однажды после перевода в другую школу он заглянул к нам в гости. Другом я ему никогда не была, но, собираясь уходить, он всё-таки подошёл ко мне и с ухмылкой спросил:

– Да признайся же, ты рада, что меня нет? Я ведь много плохого натворил, так?
Я с удивлением смотрела на него. «Что он хочет услышать?»
– Ты сам выбираешь, кем быть, а кем казаться. Каждый хоть раз делал что-то плохое. Но это не повод ставить на человеке клеймо.
«Интересно, поверил?».

Тяжело осознавать, что являешься не тем, кем хочешь. Все говорят, что щедрость – желание искреннее, а ты со скрежетом зубов предлагаешь кому-то шоколадку. Все твердят, что нужно уступить место, а ты оправдываешься, что кто-нибудь другой уступит, день тяжёлый, как-нибудь потом. Все кричат, что нужно быть честным, а я и вправду была рада, что он ушёл. Просто себе боялась признаться!

Лёша – это, с одной стороны, калека Гриша, а с другой – «мессия» Вениамин. И первый, и последний мне противны. Но винить исключительно их нельзя. За каждого человека ответственны люди, которые его окружают. Существует причина, почему он стал плохим, всегда есть отправная точка. У одного – это дурацкая выходка одноклассников в собственный день рождения, у другого – скорее всего, уход отца и недостаток любви, когда она была нужна. Мать развелась, работала на трёх работах. Какая уж тут забота о ребёнке? Прокормить бы… В конце концов, всё пустилось на самотёк. Как обычно. Вот только получилось не как всегда.

Нужно верить
Вениамин не жил ради Бога, цитируя Библию, не понимал её. Он верил в то, что создал сам. Вырванные фразы из Священного Писания, мнимое превосходство, желчь и отвращение к другим – это было его верой. И именно за неё он был готов умереть! В Вениамине не было любви ни к кому. Я смотрела на него и видела лишь озлобленность. Было только желание всё разрушить, сломать…

Я редко прохожу мимо церквей, а если случается, то убыстряю шаг. Но ещё реже в них бываю. Попросту не знаю, что там делать. И это жутко осознавать: люди приходят туда отпустить грехи, покаяться, кто-то приходит помолиться за здоровье родных или же просто успокоиться, чтобы легче стало. А я, завидев золото на куполах и услышав колокольный звон, стараюсь быстрее скрыться…

Рядом с моей школой – кафедральный собор. Сестра иногда заходила туда после плохого дня. Её умиротворяла атмосфера, становилось лучше. Я слушала, морщилась, непонимающе смотрела на неё и в конечном итоге ушла, не найдя ответа. Что там может успокаивать? Укоризненные взгляды бабушек со свечками? Бормотание батюшки, давящее своей холодностью? Жесткие рамки, на которые трудно закрыть глаза? Пожалуй, только если платком на голове…

Но несмотря ни на что, я убеждена, что человеку нужно во что-то верить. И если кому-то церковь помогает, упрёки здесь нелепы. Вера в то, что всё не просто так, – есть наше утешение. Если не будет ни награды, ни наказания, в чём смысл? Человеку нужно знать, что убийца будет наказан, а страдающий – награждён. Важны не столько действия и поступки, сколько последствия. Поэтому-то люди и верят во Всевышнего. Ибо найдя утешение, мы обретём себя.